– Думаю, хватит. Я все сказал. – Он поднялся. – Мне пора на самолет.

– У вас была возможность. Был мотив.

– Мотив? – Он расхохотался. – Убить монахиню? Вы с таким же успехом можете обвинить архиепископа – я не сомневаюсь в том, что им тоже прилично заплатили.

– Что обещал вам "Октагон"? Еще больше денег, если вы приедете в Бостон и решите за них и эту проблему?

– Сначала вы обвиняете меня в убийстве. Теперь говорите, что "Октагон" нанял меня. Вы можете представить, чтобы кто-либо из ответственных лиц пошел на риск убийства, только чтобы скрыть факт несчастного случая на производстве? – Виктор покачал головой. – Ни один американец не оказался за решеткой после Бхопала. И за деревню Бара тоже никто не сядет. А теперь я свободен или нет?

Риццоли вопросительно взглянула на Кроу. Тот ответил унылым кивком головы, и это означало, что у него уже были сведения от криминалистов. Пока она допрашивала Виктора, бригада экспертов обыскивала его машину, взятую напрокат. Ничего не обнаружили.

И значит, не было оснований задерживать его.

– Пока вы свободны, доктор Бэнкс, – сказала Джейн. – Но нам необходимо точно знать ваше местонахождение.

– Я лечу прямо домой, в Сан-Франциско. У вас есть мой адрес. – Виктор направился к двери. У порога он обернулся и посмотрел на нее: – Прежде чем я уйду, мне бы хотелось сообщить вам кое-что о себе.

– Что, доктор Бэнкс?

– Я врач. Помните об этом, детектив. Я спасаю жизни, а не отбираю их.

* * *

Маура видела, как Виктор выходил из комнаты для допросов. Он шел, глядя прямо перед собой, и даже не взглянул в ее сторону, когда поравнялся со столом, где она сидела.

Она встала со стула.

– Виктор!

Он остановился, но не повернулся к ней; ему как будто была невыносимо смотреть на нее.

– Что случилось? – спросила она.

– А что, по-твоему, должно было случиться? Я сказал им все, что знал. Сказал правду.

– Я тебя только об этом и просила. Я всегда просила только правды.

– А теперь мне пора на самолет.

У нее зазвонил сотовый телефон. Она с раздражением посмотрела на аппарат, который, будь ее воля, выбросила бы сейчас же.

– Ответь уж, – произнес он с оттенком злости в голосе. – Мало ли какому трупу ты понадобишься.

– Мертвые тоже заслуживают нашего внимания.

– Знаешь, Маура, в этом разница между нами. Тебя волнуют мертвые. Меня волнуют живые.

Она молча смотрела ему вслед. Он так и не оглянулся.

Ее телефон перестал звонить.

Маура открыла крышку мобильного и увидела, что звонили из госпиталя Святого Франциска. Она ждала результатов повторной ЭЭГ Урсулы, но сейчас и думать не могла об этом: в голове засели последние слова Виктора.

Риццоли вышла из комнаты для допросов и направилась к ней. Вид у нее был виноватый.

– Извините, что мы не пустили вас туда, – сказала она. – Вы же понимаете, почему?

– Нет, не понимаю. – Маура кинула телефон в сумочку и встретилась взглядом с Риццоли. – Я отдала его вам. Я подсказала вам ответ.

– И он все подтвердил. Сценарий Бхопала. Вы были правы насчет мертвых птиц.

– И тем не менее вы вышвырнули меня за дверь. Как будто не доверяете мне.

– Я пыталась уберечь вас.

– От чего, от правды? Что он использовал меня? – Маура горько усмехнулась и повернулась, чтобы уйти. – Это я и так знала.

* * *

Руки Мауры уверенно держали руль, когда она ехала в госпиталь Святого Франциска. Королева мертвых готовилась заполучить нового подданного. К тому времени как она въехала в подземный гараж, она уже настроилась предстать перед публикой в привычном образе и сыграть ту роль, которая ей лучше всего удавалась.

Вся в черном, она вышла из "Лексуса" и направилась к лифту. Натриевые светильники придавали машинам странный блеск, ей казалось, будто она бредет в оранжевой дымке. И стоит только протереть глаза, как дымка рассеется. Она была одна в гараже и слышала только собственные шаги, эхом отдававшиеся от бетонного пола.

В больничном вестибюле Маура прошла мимо рождественской елки, сверкавшей разноцветными огоньками, мимо столика дежурной, за которым сидела пожилая женщина в красном колпачке гномика. В холле еле слышно звучала песня "Радость миру".

Даже в отделении интенсивной терапии царила предпраздничная атмосфера. Пульт медсестер был украшен гирляндами из искусственной сосны, а в ушах дежурной поблескивали крошечные сережки в форме рождественских лампочек.

– Я доктор Айлз из Бюро судебно-медицинской экспертизы, – представилась Маура. – Здесь доктор Юэнь?

– Его только что срочно вызвали в реанимацию хирургии. Он попросил доктора Сатклиффа прийти и отключить сервовентилятор.

– Для меня сделали копию медицинской карты?

– Да, она уже готова. – Дежурная указала на пухлый конверт с надписью "Только для медэксперта", лежавший на конторке.

– Спасибо.

Маура вскрыла конверт и достала копию карты. Она бегло прочитала печальную констатацию факта безнадежного состояния сестры Урсулы: две ЭЭГ подтвердили отсутствие мозговой активности. Запись, сделанная рукой нейрохирурга доктора Юэня, признавала его поражение:

"Пациентка невосприимчива к сильной боли, самостоятельное дыхание отсутствует. Зрачки зафиксированы в среднем положении. Повторная ЭЭГ показывает отсутствие мозговой активности. Сердечные энзимы подтверждают инфаркт миокарда. Доктору Сатклиффу известить семью о состоянии пациентки.

Заключение: необратимая кома вследствие длительной церебральной аноксии после недавней остановки сердца".

Наконец она дошла до странички с результатами лабораторных анализов. Перед глазами поплыли столбики цифр химических показателей крови и мочи. Какая ирония судьбы, подумала она, закрывая карту, – умереть с хорошими результатами анализа крови!

Маура прошла к боксу номер десять, где пациентку омывали перед прощанием. Стоя в изножье кровати, Маура смотрела, как медсестра откинула одеяло и подняла сорочку Урсулы, открывая взору тело отнюдь не аскета, а женщины, которая любила вкусно поесть: пышные груди, бледные тяжелые бедра. В жизни она, наверное, смотрелась внушительно, тем более в просторных монашеских одеждах. Сейчас, обнаженная, она выглядела самой обычной пациенткой. Смерть не признает дискриминации: и святые, и грешники равны перед ней.

Медсестра отжала губку и протерла тело, от чего кожа заблестела и залоснилась. Потом она начала протирать ноги, сгибая колени, чтобы промыть голени. Застарелые шрамы портили кожу – уродливые последствия укусов заразных насекомых. Сувениры из заграничной жизни. Закончив с омовением, медсестра забрала тазик и вышла из бокса, оставив Мауру наедине с пациенткой.

"Что же ты знала, Урсула? Что ты могла нам рассказать?"

– Доктор Айлз!

Она обернулась и увидела доктора Сатклиффа, который стоял у нее за спиной. Его взгляд был куда более настороженным, чем в первый день их знакомства. От былого дружелюбия доктора-хиппи с конским хвостом не осталось и следа.

– Я не знал, что вы приедете, – сказал он.

– Мне позвонил доктор Юэнь. Наше бюро займется вскрытием.

– Зачем? Причина смерти очевидна. Достаточно взглянуть на ее кардиограмму.

– Это чистая формальность. Мы всегда проводим вскрытие, если есть криминальный аспект.

– Думаю, в данном случае это пустая трата денег налогоплательщиков.

Она оставила его реплику без комментариев и посмотрела на Урсулу.

– Я так понимаю, вы говорили с ее родными по поводу отключения от системы жизнеобеспечения?

– Племянник согласился. Нам осталось только дождаться священника. Сестры из аббатства попросили, чтобы это был отец Брофи.

Маура смотрела, как размеренно вздымается грудь Урсулы в такт движению сервовентилятора. Сердце продолжало биться, органы функционировали. Если сейчас взять кровь из вены Урсулы и отправить в лабораторию, ни один из анализов, даже на самых мудреных аппаратах, не подтвердил бы, что душа уже покинула ее тело.