Она встала, погасила свет и пошла спать.

21

Кастрюля с телятиной под соусом вот уже два часа томилась на плите, и запахи помидоров, чеснока и нежнейшего жаркого соперничали в своей соблазнительности с пикантным ароматом девятикилограммовой индейки, которая посверкивала своей поджаристой корочкой на противне, готовая к подаче на стол. Риццоли сидела за столом на кухне матери, взбивая теплый картофель, который только что сварила и размяла, с яйцом и растопленным маслом. У себя дома она редко готовила, и ее трапеза состояла из того, что удавалось выудить из закромов кухонных шкафчиков или морозилки. Но здесь, у матери, приготовление еды всегда было процессом неспешным. Это было целое действо во славу пищи как таковой, независимо от ее ингредиентов. Каждый шаг, начиная с нарезки продуктов и заканчивая украшением блюда, был частью торжественного ритуала, и вынос кулинарных шедевров к столу неизменно сопровождался одобрительными возгласами гостей. На кухне Анжелы спешка не приветствовалась.

Джейн не спеша всыпала немного муки в плошку с картофельным пюре и стала месить тесто руками. Ей нравилось перемешивать теплое тесто с сознанием того, что оно не терпит спешки. Она не так-то много позволяла себе в этой жизни. Тратила слишком много энергии на то, чтобы быть быстрее, лучше, полезнее других. Поэтому иногда очень приятно сдаться в плен чему-то неизбежному и просто приготовить ньокки.

Она добавила еще немного муки и продолжила месить тесто, наслаждаясь его шелковистой консистенцией. В соседней комнате, где собрались мужчины, как всегда, на полную громкость был включен телевизор, настроенный на спортивный канал. Но здесь, на кухне, изолированная закрытой дверью от рева стадионов и болтовни спортивных комментаторов, она наслаждалась покоем, и ее руки неспешно разминали теперь уже эластичное тесто. Ее уединение было нарушено лишь однажды, когда один из сыновей Айрин, влетев на кухню, стукнулся головой об стол и разревелся.

Айрин вбежала следом за ним, схватила малыша на руки.

– Анжела, ты уверена, что мне не нужно вам помогать? – спросила Айрин, которой, похоже, не терпелось вырваться из шумной гостиной.

– Даже не думай! Занимайся своими мальчишками, – отозвалась Анжела, обжаривавшая на сковороде канноли.

– Майкл может последить за ними. Он ведь ничего не делает, только телевизор смотрит.

– Нет, иди, сядь в гостиной и расслабься. Мы с Джейн справимся.

– Ну, если ты так считаешь...

– Да, я так считаю.

Айрин вздохнула и вышла из кухни с малышом под мышкой.

Риццоли начала раскатывать тесто.

– Знаешь, мам, она ведь действительно хочет помочь нам.

Анжела выудила из масла канноли и выложила их для просушки на бумажное полотенце.

– Будет лучше, если она присмотрит за детьми. У меня здесь своя система. Она все равно не разберется, что делать.

– Да. Не то что я.

Анжела обернулась и посмотрела на дочь.

– Конечно, ты все знаешь.

– Только то, чему ты меня научила.

– А разве этого недостаточно? Я что-то упустила?

– Ты знаешь, что я не то имела в виду.

Анжела критически посмотрела, как дочь нарезает полосками тесто.

– Думаешь, мать Айрин научила ее делать такие ньокки?

– Сомневаюсь, мам. Она ведь ирландка.

Анжела фыркнула.

– Это еще одна причина не пускать ее на кухню.

– Эй, мам! – В дверь заглянул Фрэнки. – У тебя есть еще чего поклевать?

Риццоли отвлеклась от теста и взглянула на старшего брата, который уже зашел на кухню. Он выглядел настоящим моряком – широкоплечий и здоровый, как холодильник, куда он как раз полез.

– Вы что же, целый поднос уже умяли?

– Эти мелкие негодники облапили всю еду своими грязными ручонками. Я не могу это есть.

– На нижней полке есть сыр и салями, – сказала Анжела. – И вот еще жареный перец в миске. Сложи все это на поднос.

Фрэнки схватил пиво из холодильника и откупорил бутылку.

– Может, ты сделаешь это, мам? Я боюсь пропустить последнюю четверть тайма.

– Джени, приготовишь им поднос с закусками, хорошо?

– Почему я? От него будет хоть какая-то польза? – огрызнулась Риццоли.

Но Фрэнки уже ушел с кухни и, скорее всего, уселся перед телевизором, посасывая свое пиво.

Она подошла к раковине сполоснуть руки. Душевный покой, которым она наслаждалась всего несколько минут назад, сменился знакомым чувством раздражения. Она нарезала кубиками свежую моццареллу и тонкими кусочками салями и выложила их на блюдо. Добавила горку жареного перца и ложку оливок. Если положить больше, мужчины перебьют себе аппетит, рассудила она.

"Господи, я становлюсь похожей на маму. С какой стати я должна беспокоиться, что кто-то перебьет аппетит?"

Она отнесла поднос в гостиную, где на диване расположились отец и двое ее братьев, стеклянными глазами уставившись в телевизор. Айрин ползала на коленях возле елки, подбирая крошки от печенья.

– Извини, – сказала Айрин. – Дуги уронил печенье на ковер, а я не успела подхватить...

– Эй, Джени! – завопил Фрэнки. – Не можешь отойти от экрана? Я не вижу игры.

Риццоли поставила закуски на кофейный столик и забрала старый поднос, который теперь кишел микробами с ручонок малышей.

– Знаете, – сказала она. – Кто-нибудь из вас мог бы помочь Айрин присматривать за мальчиками.

Майкл наконец оторвался от экрана и посмотрел на сестру затуманенным взглядом.

– А? Ну да...

– Джени, сгинь, – заныл Фрэнки.

– Не уйду, пока не скажешь спасибо.

– За что?

Она схватила блюдо с закусками, которое только что поставила на стол.

– Поскольку ты даже не заметил...

– Ладно, ладно. Черт возьми! Спасибо тебе.

– Пожалуйста.

Джейн опять поставила блюдо на столик и отправилась на кухню. В дверях она остановилась и окинула взглядом сцену в гостиной. Под рождественской елкой, мигающей огоньками, высилась гора подарков – подношения богу изобилия. Трое мужчин перед телевизором набивали себе рты салями. Близнецы сновали по комнате, словно два волчка. А бедная Айрин скрупулезно обшаривала пол в поисках крошек, и ее красивые рыжие волосы совсем растрепались, выбившись из конского хвоста.

"Нет, это не для меня, – подумала Риццоли. – Лучше умереть, чем жить в таком кошмаре".

Она вернулась на кухню и поставила поднос на стол. Ей вдруг стало трудно дышать, затрясло от жуткого приступа клаустрофобии. И еще чувствовалась тяжесть, которая сдавливала мочевой пузырь. "Я не хочу, чтобы это было со мной, – подумала она. – Я не могу превращаться в Айрин, измотанную и задерганную неряшливыми маленькими ручонками".

– Что такое? – забеспокоилась Анжела.

– Ничего, мам.

– Как ничего? Я же вижу, что-то не так.

Джейн вздохнула.

– Просто Фрэнки бесит меня, понимаешь?

– Ты не могла бы подыскать слово помягче?

– Нет, именно бесит. Разве ты не видишь, какой он мерзавец?

Анжела молча извлекла последнюю порцию канноли и выложила на полотенце.

– Знаешь, что он гонялся за мной и Майком по всему дому с пылесосом? Ему нравилось пугать Майка угрозами, что его затянет в шланг. Майк орал как резаный. Но ты никогда не слышала этого, потому что Фрэнки проделывал это в твое отсутствие. Ты и не знала, как он издевался над нами.

Анжела опустилась на стул и уставилась на полоски теста, которые нарезала ее дочь.

– Знала, – сказала она.

– Что?

– Я знала, что он груб с вами. И что он плохой брат.

– Но ты ему все прощала. Вот что нас всегда задевало, мама. И Майк до сих пор переживает из-за того, что Фрэнки твой любимчик.

– Ты просто не понимаешь Фрэнки.

Риццоли расхохоталась.

– Я прекрасно понимаю его.

– Сядь, Джени. Давай делать ньокки вместе. Так получится быстрее.

Риццоли вздохнула и села к столу напротив матери. Молча, раздраженно, она стала посыпать тесто мукой, а потом придавать полоскам форму, выдавливая на них выемку. А как еще шеф-повар может выместить свое негодование?