– Вы сделали все, чтобы внести беспорядок в нашу жизнь. Вы разрушили светлую память о сестре Камилле. А теперь хотите проделать все это с сестрой Урсулой?

– Ей бы наверняка хотелось, чтобы мы нашли того, кто на нее напал.

– И какие, по-вашему, страшные тайны она хранит? В каких грехах вы пытаетесь уличить ее, доктор Айлз?

– Совсем не обязательно речь пойдет о грехах.

– Всего несколько дней назад вас интересовала только Камилла.

– И, возможно, это отвлекло нас от более пристального изучения жизни сестры Урсулы.

– Вы не найдете в ней никаких скандалов.

– Я и не ищу скандалов. Мне нужно знать мотив убийцы.

– Зачем лишать жизни шестидесятивосьмилетнюю монахиню? – Мэри Клемент покачала головой. – Не могу представить никакого рационального мотива.

– Вы говорили, что сестра Урсула работала в заграничной миссии. В Индии.

Внезапная перемена темы разговора, казалось, удивила Мэри Клемент. Она откинулась на спинку кресла.

– Какое это имеет отношение к делу?

– Расскажите мне поподробнее о ее жизни в Индии.

– Даже не представляю, что именно вам хочется узнать.

– Она была медсестрой?

– Да. Она работала в маленькой деревушке неподалеку от Хайдарабада. Пробыла там около пяти лет.

– И вернулась в Грейстоунз год назад?

– В январе.

– Она рассказывала что-то о своей работе?

– Нет.

– Она пробыла пять лет за границей и никогда не делилась своими впечатлениями?

– У нас здесь ценится молчание, а не праздная болтовня.

– Вряд ли можно считать праздной болтовней рассказ о заграничной миссии.

– Вы когда-нибудь жили за границей, доктор Айлз? Я имею в виду, не в шикарном туристическом отеле, где горничные меняют простыни каждый день. Я говорю о деревнях, где нечистоты стекают прямо на улицу, а дети умирают от холеры. Ее впечатления о тамошней жизни были малоприятной темой для разговоров.

– Вы говорили, что там, в Индии, произошло какое-то страшное событие. Деревня, где она работала, подверглась жестокому нападению.

Аббатиса уставилась на свои руки, шершавые и покрасневшие.

– Мать-настоятельница, – напомнила о себе Маура.

– Я не знаю всей истории. Она никогда не рассказывала мне. То немногое, что мне известно, я услышала от отца Дулина.

– Кто это?

– Он служит в митрополии в Хайдарабаде. Когда все это случилось, он позвонил мне из Индии и сообщил, что сестра Урсула возвращается в Грейстоунз. Что она хочет вернуться к монастырской жизни. Разумеется, мы с удовольствием приняли ее обратно. Ведь это ее дом. Естественно, только здесь она могла найти утешение после...

– После чего, мать-настоятельница?

– После резни в деревне Бара.

Стекла вдруг задрожали от порыва ветра. День полностью утратил свои краски, оставив только серый цвет.

– Там она работала? – спросила Маура.

Мэри Клемент кивнула.

– Деревня была настолько бедной, что там не было ни телефона, ни электричества. Около сотни жителей, но мало кто из чужих осмеливался туда наведываться. Вот такую жизнь выбрала наша сестра – служить самым обездоленным на земле.

Маура вспомнила вскрытие Крысиной леди. Ее череп, деформированный болезнью. И тихо произнесла:

– В этой деревне жили прокаженные.

Мэри Клемент кивнула.

– В Индии их считают самыми нечистыми. Их презирают и боятся. Изгоняют из семей. Они живут в специальных деревнях, где могут спрятаться от мира, где им не приходится скрывать свои лица. Там все вокруг одинаково уродливы. – Она посмотрела на Мауру. – Но даже это не уберегло их от нападения. Деревни Бара больше не существует.

– Вы сказали, там была резня?

– Так сказал отец Дулин. Массовое убийство.

– И кто его устроил?

– Полиция так и не установила личностей нападавших. Это могла быть кастовая резня. А может, это дело рук индусских фундаменталистов, разозлившихся на то, что среди их братьев по вере живет монахиня-католичка. Могли быть и тамилы, и любая другая сепаратистская группировка, постоянно воюющая там. Они убили всех, доктор Айлз. Женщин, детей, двух медсестер из клиники...

– Но Урсула выжила.

– Потому что в ту ночь ее не было в деревне. Она уехала накануне, чтобы встретить груз с медикаментами в Хайдарабаде. Когда наутро она вернулась, на месте деревни было пепелище. Там уже трудились рабочие с местной фабрики, они искали живых, но так никого и не нашли. Даже домашних животных – кур, коз – всех вырезали, а трупы сожгли. Сестра Урсула упала в обморок, когда увидела обожженные тела, и доктору с фабрики пришлось поместить ее в свою больницу до приезда отца Дулина. Она была единственной из деревни Бара, кто выжил, доктор Айлз. Ей повезло.

"Повезло, – подумала Маура. – Избежала одной резни, только чтобы вернуться домой, в аббатство Грейстоунз, и обнаружить, что Смерть не забыла ее. Что даже здесь не спрятаться от ее карающей руки".

Взгляды Мэри Клемент и Мауры встретились.

– Вы не найдете ничего постыдного в ее прошлом. Всю свою жизнь она служила во славу Господа. Оставьте в покое память о нашей сестре, доктор Айлз. Оставьте ее с миром.

Маура и Риццоли стояли возле здания, которое раньше было рестораном "Мама Кортина", и ветер ледяными струями полосовал их пальто. Маура впервые видела это место при дневном свете – улица заброшенных зданий с пустыми глазницами окон.

– В чудное местечко вы меня привезли, – сказала Риццоли и посмотрела на выцветшую вывеску "Мама Кортина". – Вашу Джейн Доу здесь нашли?

– Да, в мужском туалете. Она была мертва уже тридцать шесть часов, когда я осматривала ее.

– И никаких зацепок для установления личности?

Маура покачала головой.

– Учитывая позднюю стадию болезни Гансена, велика вероятность того, что она недавно иммигрировала. Возможно, без документов.

Риццоли плотнее закуталась в пальто.

– "Бен-Гур", – пробормотала она. – Вот что мне вспоминается. Долина прокаженных.

– "Бен-Гур" просто фильм.

– Но болезнь-то реальна. Только подумать, что она делает с лицом, руками.

– Да, калечит со страшной силой. Вот почему она наводила такой ужас на наших предков. От одного только вида прокаженного люди вопили как резаные.

– Господи. Страшно подумать, что она была здесь, в Бостоне. – Риццоли содрогнулась. – Холодно. Давайте войдем внутрь.

Они пошли по аллее, ступая по обледеневшей тропинке, протоптанной ботинками многочисленных служителей порядка. В этом мрачном колодце между зданиями было не так ветрено, зато заметно холоднее, а воздух, казалось, застыл в зловещей тишине. Лента оцепления болталась на двери бокового входа.

Маура достала ключ и вставила его в висячий замок, но он никак не открывался. Она опустилась на корточки и попыталась просунуть ключ во врезной замок двери.

– Почему у них отваливаются пальцы? – спросила Риццоли.

– Что?

– Ну, я про лепру. Почему они теряют пальцы? Она что, поражает кожу, как плотоядные бактерии?

– Нет, разрушение происходит по-другому. Микробактерии лепры атакуют периферийные нервы, поэтому пальцы рук и ног теряют чувствительность. Ты просто не чувствуешь боли. Боль – наша система предупреждения, своеобразный механизм противодействия травме. Не испытывая боли, ты можешь случайно обварить палец в кипятке и не почувствовать ожога. Не почувствуешь, что на ноге у тебя вырос волдырь. Ты можешь травмировать конечности снова и снова, а это приводит к вторичным инфекциям. К гангрене, например. – Маура замолчала, испытывая раздражение из-за неподатливости замка.

– Дайте я попробую.

Маура отошла в сторону и с радостью сунула руки в карманы. Риццоли принялась возиться с ключом.

– В бедных странах, – продолжала Маура, – крысы могут серьезно повредить кисти рук и ступни.

Риццоли нахмурилась и взглянула на доктора.

– Крысы?

– Ночью, пока ты спишь, они забираются в постель и грызут пальцы рук и ног.